он становится сильнее

gener. hij wordt voortdurend sterker

gener. hij wordt voortdurend sterker

сокр. ADX бирж. индекс среднего направленного движения, дирекционная система (индикатор, разработанный Дж. В. Уайлдером (J. W. Wilder) в дополнение к системе Parabolic SAR для измерения интенсивности рыночного тренда; если ADX повышается, то это говорит о том, что рыночная тенденция становится сильнее, что является благоприятным условием для заключения сделок; когда ADX падает, это означает, что тенденция под вопросом, в этом случае важны сигналы, подаваемые осцилляторами RSI и Momentum)

1. биение, трепет (напр. сердца); трепетный;

жүрөк дүпүлдөгүн күчөтөт биение сердца становится сильнее;

2. подражание глухим ударам.

[fɪskʏr̬]

m fisks, fiskar

1) рыба

2) треска

сокр. ADX

бирж. индекс среднего направленного движения, дирекционная система (индикатор, разработанный Дж. В. Уайлдером (J. W. Wilder) в дополнение к системе Parabolic SAR для измерения интенсивности рыночного тренда; если ADX повышается, то это говорит о том, что рыночная тенденция становится сильнее, что является благоприятным условием для заключения сделок, когда ADX падает, это означает, что тенденция под вопросом, в этом случае важны сигналы, подаваемые осцилляторами (RSI, Momentum))

  Головокружение

   1958 – США (126 мин)

     Произв. PAR (Алфред Хичкок)

     Реж. АЛФРЕД ХИЧКОК

     Сцен. Алек Коппел и Сэмюэл Тейлор по роману Пьера Буало и Тома Нарсежака «Из мертвых» (D'entre les morts)

     Опер. Роберт Бёркс (Technicolor, Vistavision)

     Муз. Бернард Херрманн

     В ролях Джеймс Стюарт (Джон Фергюсон по прозвищу Шотландец), Ким Новак (Мэдлин / Джуди), Барбара Бель Геддес (Мидж Вуд), Том Хелмор (Гэвин Элстер), Генри Джоунз (судебный чиновник), Реймонд Бэйли (врач), Эллен Корби (консьержка в отеле).

   → Преследуя подозреваемого по крышам Сан-Франциско, полицейский Джон Фергюсон по прозвищу Шотландец вдруг замечает, что боится высоты. Он срывается и цепляется за водосточную трубу. Другой полицейский, пытаясь его спасти, падает и разбивается насмерть. Фергюсон подает в отставку. Его однокашник Гэвин Элстер, ныне управляющий судостроительной компанией своей жены Мэдлин, предлагает ему задание деликатного свойства: проследить за Мэдлин, которая одержима, словно бесом, неким загадочным существом и надолго исчезает из дому. Элстер хочет узнать побольше о том, где она бывает, прежде чем доверить ее заботам врачей. Фергюсон поначалу противится, но затем соглашается. Эльстер показывает ему жену в ресторане «У Эрни», и ее красота становится решающим аргументом. Фергюсон подстерегает Мэдлин у выхода из дома и едет за ней на машине. Она покупает цветы, приезжает на маленькое кладбище и находит там могилу некоей Карлотты Вальдес, а затем долго смотрит на портрет этой женщины, висящий в музее. На голове Мэдлин – шиньон такой же формы, что и у Карлотты на картине. Затем Мэдлин едет в старый отель, где давно снимает комнату под именем Карлотты Вальдес.

   Фергюсон просит свою бывшую невесту Мидж, по-прежнему влюбленную в него, чтобы та познакомила его с каким-нибудь специалистом по неофициальной истории города конца XIX века. Мидж отводит Фергюсона к старому хозяину книжного магазина, и тот рассказывает печально знаменитую историю Карлотты Вальдес. Она была протеже богатого горожанина, который построил для нее тот самый дом, где периодически скрывается Мэдлин. Карлотта родила ему ребенка. После этого покровитель бросил ее. Карлотта сошла с ума, требовала, чтобы ей вернули ребенка, и покончила с собой в 28 лет (возраст Мэдлин). Фергюсон отчитывается перед Элстером, и тот говорит, что Карлотта была прабабкой его жены, о чем сама Мэдлин не знает. Фергюсон вновь следит за Мэдлин; на его глазах она бросается в бухту Сан-Франциско. Фергюсон спасает ее и привозит к себе домой. Еще не придя в себя, она шепчет: «Где мой ребенок?» Очнувшись, она не помнит, что произошло. Мэдлин исчезает, пока Фергюсон говорит по телефону с Элстером, обеспокоенным отсутствием супруги.

   Фергюсон в 3-й раз следит за Мэдлин: на этот раз слежка приводит его к порогу собственного дома, куда Мэдлин приехала, чтобы оставить записку с благодарностью и извинениями. Он везет ее на прогулку в лес тысячелетних секвой. Там она говорит, что чувствует приближение смерти, и рассказывает о навязчивом сне, где видит себя рядом с испанским монастырем, у высокой колокольни. Мэдлин уверена, что женщина, живущая у нее внутри, хочет ее смерти. После этих признаний Фергюсон и Мэдлин страстно целуются. На следующий день Фергюсон отвозит Мэдлин в старую испанскую миссию, превращенную в музей. Именно это место Мэдлин видит в своих снах, и Фергюсон уверен, что она была здесь когда-то в реальной жизни. Внезапно сказав Фергюсону, что любит его, но уже слишком поздно, Мэдлин взбегает по лестнице на самый верх колокольни. Фергюсон бежит за ней, но боязнь высоты не дает ему подняться. Она добирается до вершины быстрее. Фергюсон видит через окно, как тело Мэдлин летит вниз и разбивается о крышу миссии. Он потрясен и сбегает с места происшествия.

   Поскольку Фергюсон не мог предотвратить гибель Мэдлин, суд признает его невиновным. Он никак не оправится от шока, бессонницы и кошмаров. Его лечат от депрессии в психиатрической клинике. К нему приходит Мидж, но Фергюсон ни на что не реагирует. Выйдя из клиники, он идет в ресторан «У Эрни», потом в музей – повсюду ему мерещится Мэдлин. Однажды на улице он замечает молодую женщину, которая, хоть и брюнетка, кажется ему абсолютным двойником Мэдлин. Он идет за ней до гостиницы, где она живет, и осаждает ее вопросами. Ее зовут Джуди. Она работает продавщицей. Фергюсон навязчиво приглашает ее на ужин. Договорились, что он зайдет за ней через полчаса. После его ухода Джуди, которая и есть Мэдлин собственной персоной, вспоминает детали западни, расставленной для Фергюсона. Когда она добралась до верха колокольни, Гэвин Элстер, ее сообщник и любовник, сбросил вниз свою законную жену, а Фергюсон подумал, будто видит падающую Мэдлин. Поскольку свидетелем гибели жены стал бывший полицейский, Элстер имеет все основания полагать, что совершил идеальное преступление. Джуди готовится собрать вещи и оставить записку Фергюсону. Но любовь к нему оказывается сильнее, и она предпочитает остаться.

   В последующие дни они встречаются часто. Фергюсон заворожен Джуди так же, как был заворожен Мэдлин; он покупает ей одежду того же фасона, что носила Мэдлин. Он заставляет ее сменить прическу, чтобы больше походить на погибшую. Она не может сопротивляться его желанию превратить ее в Мэдлин, хоть и рискует при этом обнаружить себя. Однажды вечером, когда полное внешнее сходство с Мэдлин наконец достигнуто, Фергюсон замечает на шее Джуди украшение, похожее на то, что изображено на портрете Карлотты. Внезапно он все понимает: и инсценированную попытку самоубийства, и убийство жены Гэвина Элстера, и то, как использовали его боязнь высоты, и т. д. Он заставляет Мэдлин-Джуди подняться на колокольню. Там, наверху, он понимает, что больше не боится высоты. Рядом с Джуди появляется монашенка из миссии, и Джуди, напуганная этим темным и почти призрачным силуэтом, делает шаг назад и падает.

   ►  Головокружение содержит в сжатом поэтическом, психоаналитическом и метафизическом виде все, что может подарить зрителю кинематограф: историю любви, приключенческий рассказ, путешествие персонажей в глубины души, детективную интригу, разгадку которой автор не без удовольствия раскрывает за полчаса до финала. По своему обыкновению Хичкок до такой степени опутывает зрителя нитями сюжета, что сюжет становится для него так же загадочен, как сама реальность. Восхищаться фильмом (несомненно, принадлежащим к числу самых восхитительных произведений кинематографа) и анализировать его – означает даже не столько анализировать автора, сколько анализировать самого себя в психологическом и психоаналитическом понимании этого слова. Головокружение, при всей нашей любви и всем обожании, остается картиной настолько личной, что приглашает скорее к молчаливым раздумьям, нежели к обсуждению, словно интимный дневник, который не должен был попадаться на глаза. В фильме не одна, а несколько путеводных нитей, и все пересекаются до бесконечности: преступление (лишающее того, кто в нем замешан, всякого будущего), некрофилия, иллюзия, влюбленность. На тему влюбленности Хичкок сплел бесчисленное количество вариаций. В его творчестве любовь часто связана с чувством подчиненности, даже собственной неполноценности. Здесь это чувство в тот или иной момент сюжета испытывают все персонажи; Мидж становится его карикатурным (и совершенно отчаянным) воплощением. Суть истории 2 главных героев Головокружения в том, что даже в любви им не суждено встретиться. Стоит Фергюсону избавиться от обманчивых иллюзий, как он убивает ту, кого любит (таков приблизительный смысл финальной сцены). Сделав почти все возможное, чтобы снова встретиться с Фергюсоном, Мэдлин-Джуди его теряет. И он, и она теряют друг друга прежде, чем находят. Нравственность конечно же и преступление, в котором участвовала Джуди, навеки останутся непреодолимой стеной между ними. Эта трагическая игра в прятки объединяет крайнюю чувственность и физическую близость персонажей (актерская игра Ким Новак признана одной из самых животных в американском кинематографе) с не менее крайней рассудочностью, поскольку фильм рассказывает также и об усиленных попытках Фергюсона осмыслить и понять суть Мэдлин-Джуди, которая сбегает от него в мир мертвых, как раз когда он почти уловил эту суть. Чтобы дать зрителю возможность прочувствовать (но не постичь целиком) эту историю о головокружении и падении, которые оказываются сильнее любви, Хичкок использовал весь арсенал своих технических трюков, причем некоторые он обдумывал 15 лет (эффект головокружения на колокольне). Они похожи на рифмы в стихотворении – видимые, различимые, нарочито заметные, но призванные раствориться в финале в душераздирающей магии той музыки, что сложилась в том числе и благодаря им. Никогда, ни в одном фильме кинематограф до такой степени не сочетал техническое качество и исповедальный характер, зрелищность и интимность.

   БИБЛИОГРАФИЯ: несомненно, стоит ознакомиться с комментариями Хичкока к фильму, которыми он поделился с Франсуа Трюффо в книге «Кинематограф по Хичкоку» (François Truffaut, Le cinéma selon Hitchcock, Robert Laffont, 1966; окончательное издание – Ramsay, 1983). Там же, кстати, Трюффо сообщает Хичкоку (а тот делает вид, будто слышит об этом впервые), что Буало и Нарсежак написали свой 4-й роман «Из мертвых» (1954) специально для Хичкока, когда узнали, что мэтр хотел приобрести права на роман «Та, кого больше не было» (1952) (превратившийся в кино в Дьяволиц, Les Diaboliques). См. также красивое издание: Donald Spoto, The Art of Alfred Hitchcock, Hopkinson and Blake, 1976.

  Навеки Эмбер

   1947 - США (140 мин)

     Произв. Fox (Уильям Пёрлбёрг)

     Реж. ОТТО ПРЕМИНДЖЕР

     Сцен. Филип Данн, Ринг Ларднер-мд., Джером Кэди по одноименному роману Кэтлин Уинсор

     Опер. Леон Шэмрой (Technicolor)

     Муз. Дэйвид Рэксин

     В ролях Линда Дарнелл (Эмбер Сент-Клер), Корнел Уайлд (Брюс Карлтон), Ричард Грин (лорд Элмзбери), Джордж Сандерз (Карл II), Гленн Лэнган (капитан Рекс Морган), Ричард Хайдн (граф Рэдклифф), Джон Расселл (Черный Джек Моллард), Маргарет Уичерли (миссис Спонг), Джессика Тэнди (Нэн Бриттон), Энн Ревиэр (Матушка Красный Чепец), Джейн Болл (Коринна), Роберт Кут (сэр Томас Дадли), Алан Нэйпиер (Лэндейл), Лео Дж. Кэрролл (Мэтт Гудгрум), Натали Дрейпер (графиня Кэслмэйн).

   1644 г. Английский парламент и армия Кромвеля восстают против тирании Карла I, и Англия тонет в огне и крови. В самый разгар сражений на порог дома Мэтта Гудгрума в деревне Мэригрин (графство Эссекс) подбрасывают младенца. На куске материи, в который обернута малютка, вышито ее имя: Эмбер. Эмбер растет в доме Мэтта Гудгрума и его жены.

   1660 г. Кромвель умирает. На трон вновь восходит династия Стюартов, а именно - Карл II. Эмбер отказывается от брака, который ей хочет навязать Мэтт и едет в Лондон за бароном Брюсом Карлтоном, солдатом короля, с которым она познакомилась в таверне. Не спрашивая его разрешения и выдав себя за его кузину, она приходит к нему домой. Он быстро подпадает под ее очарование и покупает ей целый гардероб одежды. Они проживают вместе несколько абсолютно счастливых дней, и совершенно очевидно (хотя Брюс, похоже, этого не сознает), что девушка безумно влюблена в него. Брюс, прибывший в Лондон просить у короля в награду за верность несколько кораблей, чтобы пиратствовать на благо короны, наконец, добивается своего, благодаря вмешательству своей бывшей любовницы графини Кэслмэйн, ныне ставшей фавориткой короля. Но король требует, чтобы Брюс отплыл в тот же вечер. Брюс покидает Эмбер, не попрощавшись. Проснувшись, та страшно разочарована: она думает, что причина поведения Брюса - ее бедственное положение. Отныне ее единственная цель - преуспеть, стать как минимум равной Брюсу, чтобы однажды он смог взять ее в жены.

   Брюс оставил Эмбер двести ливров, но она становится жертвой мошенников: ее судят и бросают в тюрьму. Там она знакомится с Черным Джеком Моллардом, бандитом с большой дороги, который предлагает ей союз. Они вместе совершают побег из тюрьмы и вместе бросаются в погоню за богатством. Эмбер не скрывает от Черного Джека, что беременна. После побега в притоне Матушки Красный Чепец она рожает мальчика. Она ставит все свое обаяние на службу Черному Джеку и помогает ему обирать зажиточных горожан. Однажды ночью Черного Джека убивают полицейские, а Эмбер скрывается в доме капитана Рекса Моргана. Позже она становится его любовницей, а он делает ей предложение.

   Через своего друга-драматурга Морган помогает Эмбер стать актрисой Королевского театра «Друри-Лейн»: это место обеспечит ей покровительство короля. Карл II и в самом деле замечает ее на сцене, однако она отклоняет его приглашение, поскольку в тот же вечер за кулисами появляется Брюс. Вне себя от радости Эмбер везет его в деревню, где живет их сын, которого она тоже назвала Брюсом. Счастье новой встречи продлится недолго: Морган застает их и, как оскорбленный жених Эмбер, вызывает Брюса на дуэль. Скрестив шпаги с противником, Брюс, сам того не желая, убивает его. После чего скрывается бегством.

   Эмбер растеряна, однако по-прежнему хочет подняться еще выше в иерархии знати, а потому выходит замуж за старого графа Рэдклиффа. Она продает свою красоту за титул; впрочем, старик все равно не в состоянии распорядиться своей покупкой. Проходит время. Узнав, что Брюс разгружает в порту товар, она торопится в Лондон, невзирая на эпидемию чумы, охватившую город. Однако Брюс заразился ужасной болезнью. Эмбер ухаживает за ним и спасает не только от чумы, но и от злых намерений старой и уродливой сиделки миссис Спонг, собиравшейся задушить Брюса и присвоить его драгоценности. Чтобы помешать замыслу миссис Спонг, Эмбер душит ее саму.

   Стоит Эмбер ненадолго выйти из дома, как к Брюсу приходит Рэдклифф и представляется ее мужем. В третий раз Брюс исчезает, не сказав Эмбер ни слова на прощание. Ее вновь ждет скучная жизнь с Рэдклиффом. Когда граф, как и каждый год, является ко двору, король вновь замечает Эмбер - и даже узнает и приглашает на ужин. Но Рэдклифф, сославшись на страх перед пожаром в Лондоне (время действия - 1666 г.), не дает жене принять приглашение. После возвращения домой муж запирает Эмбер в комнате, когда пламя уже охватило соседние дома. Она пререкается с мужем. Но силач-слуга, часто терпевший унижения от хозяина, хватает старика и швыряет его в огонь.

   Эмбер становится фавориткой Карла II. На прогулке она снова встречает Брюса. Теперь он живет в Виргинии и приехал в Лондон, чтобы показать столицу своей молодой супруге Коринне. Эмбер приглашает Коринну за королевский стол и под конец вечера оставляет ее наедине с королем. Так она планирует подстроить скандал, который разрушит брак Брюса. Но ее интрижка оборачивается неудачей, и король, чье самолюбие задето столь явной неприязнью, приказывает ей покинуть Уайтхолл. Эмбер в последний раз видится с Брюсом, которого любит по-прежнему. Он просит у нее разрешения забрать сына с собой в Виргинию. Она поначалу противится этой мысли, но затем, видя, как ребенок тянется к отцу, отпускает их обоих.

   ► Эта экранизация весьма смелого для своего времени бестселлера Кэтлин Уинсор - без сомнения, наиболее мастерская из американских крупнобюджетных постановок. Однако начиналось все плохо, поскольку через полторы-две недели съемок режиссер Джон Стал и главная актриса Пегги Камминз были уволены Зэнаком, после чего Преминджеру, связанному контрактом со студией «Fox», пришлось взять проект в свои руки, полностью переписать сценарий и стать полновластным хозяином на площадке. Ситуация в чем-то сравнима с той, что сложилась накануне съемок Лоры, Laura, с двумя существенными отличиями: на сей раз инициатором проекта был не он ( наоборот, он был против), и исполнительнице, которую он планировал на главную роль (Ланс Тёрнер), в итоге пришлось уступить место Линде Дарнелл, по такому случаю перекрасившейся в блондинку. И все же почти невозможно представить себе более идеальную Эмбер. В ее персонаже Преминджер изучает конфликт между амбициями и чувствами, ставя героиню в такое положение, когда она не отказывается от чувств в пользу амбиций, но воображает, будто амбиции могут послужить ее чувствам. Влюбившись в безвольного и нерешительного мужчину, превыше всего ставящего респектабельность, она всю жизнь закаляет себя и надеется, что, став тверже, наконец-то обретет счастье. Разочарования, с которыми ей предстоит столкнуться, были бы уместны в мелодраме, но Преминджер захотел поместить их в ледяной сатирический этюд на фоне внешне очаровательной исторической реконструкции. Таким образом фильм становится фантазией о том, что сердце иссушить невозможно; главная героиня напрасно ищет спасение в интригах и постоянно терпит фиаско. Она - сестра многих других героинь Преминджера: напр., Сесиль из Здравствуй, грусть, Bonjour tristesse. Поражение, грусть, почти бесконечное разочарование зияют перед ней, словно пропасть, а на зрителя ее внешняя холодность воздействует сильнее потоков слез. Помимо этого, свой короткий и очень бестолковый маршрут она проделывает в окружении невероятного сборища циников, элегантных подлецов и чудовищ, какое не каждому удавалось создать в одном фильме.

   Навеки Эмбер стал в свое время одним из самых дорогостоящих фильмов, выпущенных «фабрикой грез». Это видно на экране, и не хватит никаких слов, чтобы описать изысканность и богатство костюмов и декораций, роскошь цветного изображения, созданного гениальным Леоном Шэмроем (особенно отметим крупные планы Линды Дарнелл). В этой пышности отражаются едкость и остроумие диалогов и разочарование персонажей («Я весь день сражался с огнем в доках, - говорит своей любовнице Карл II. - Ни за что бы так не усердствовал в борьбе за трон, если бы знал, сколько требуется от короля»). Преминджер всегда выступал за незаметность техники, и в этом фильме искусство движения камеры достигает вершин, а в эпизоде родов героини Линды Дарнелл режиссер выстраивает, возможно, самый красивый длинный план в истории кино. Из-за гениальной пластики - и это не единственная гениальная сторона в фильме - Навеки Эмбер кажется теперь таким же далеким от нас и от сегодняшнего искусства, как, напр., картины Веласкеса или Рембрандта.

   N.В. Смелость многих ситуаций и диалогов в фильме, отказ от хэппи-энда и морализаторства шли абсолютно вразрез с модой тех лет. Преминджеру, вместе с руководителями студии «Fox», пришлось идти на поклон к «Католическому легиону в защиту благопристойности» (ныне не существующему) и умолять не запрещать фильм. Перенесенное унижение и удары, которые пришлось вытерпеть режиссеру, породили в нем ту тягу к независимости, удовлетворить которую он смог только после Человека с золотой рукой (The Man With the Golden Arm, 1955). Большинство копий (по крайней мере, во Франции и в Англии) заканчиваются тем, что Линда Дарнелл смотрит вслед удаляющимся Корнеллу Уайлду и ребенку. Но Преминджер снял еще одну дополнительную сцену для финала фильма: приняв приглашение на ужин от королевского конюшего сэра Томаса Дадли, Эмбер садится за туалетный столик и долго смотрится в зеркало, накладывая косметику, - совсем как героиня фильма Здравствуй, грусть в начальных и финальных сценах.

   БИБЛИОГРАФИЯ: о первой, брошенной версии фильма см. статью Гэри Смита «Первая Эмбер» (Gary Smith. The First Amber) в журнале «Films in Review» за февраль 1989 г. Автор не может в точности указать продолжительность первых съемок: 6-10 дней по версии сценариста Филипа Дайна, 2 месяца по версии Винсента Прайса (исполнявшего роль, позже переданную Ричарду Грину). Отметим, что роль Карла II, в которой Джордж Сандерз, как и всегда, великолепен, в первой версии играет Реджиналд Гардинер.

Г. шӱ́лӹш

1. дыхание; вбирание и выпускание воздуха лёгкими; вдохи и выдохи. (Ава) эртак йоча кийыме верыш онча, воктечше эртымыж еда, лап лийын, шӱ лышыжым колыштеш. А. Эрыкан. Мать всё смотрит на то место, где лежит ребёнок, каждый раз, когда проходит мимо него, наклонившись, прислушивается к его дыханию. Чопак кугызан шӱ лышыжӧ чӱ чкыдеме. «У вий». Дыхание у старика Чопака участилось. Ср. шӱ лымаш, шӱ лымӧ.

2. дыхание; воздух, выходящий из лёгких при выдохе. Йыгыжге шӱ лыш противное дыхание.

□ Ӱдыр шӱ ргыначкаштыже пӧ ръеҥын шокшо шӱ лышыжым шиже. «Ончыко». Девушка на своей щеке почувствовала горячее дыхание мужчины. Пӧ рткайыкым Ивук шӱ лышыж дене ырыктыш, ныжылгын ниялтыш. Б. Данилов. Воробья Ивук согрел своим дыханием, нежно погладил.

3. миф. дух; сверхъестественное существо (доброе или злое), принимающее участие в жизни природы и человека. – Ачамын колымыж деч вара пӧ ртыштӧ осал шӱ лыш лӱ дыктылаш тӱҥале. А. Волков. После смерти моего отца в доме стал пугать злой дух.

4. перен. дыхание, дух; проявление чего-л., веяние, дуновение; атмосфера. Йырваш пайрем шӱ лыш. А. Юзыкайн. Кругом праздничная атмосфера. Армий гыч пӧ ртылшӧ фронтовик-влак у шӱ лышым конденыт. А. Эрыкан. Вернувшиеся из армии фронтовики привнесли новое дыхание.

5. в поз. опр. дыхательный, дыхания; связанный с дыханием. Шӱ лыш йӱ к звук дыхания.

□ Шӱ м утларак талын чумал-чумал колтыш – шӱ лыш корно петырныш. А. Александров. Сердце забилось всё сильнее – дыхание остановилось (букв. дыхательный путь закрылся).

◊ Ик шӱ лыш дене

1. одним (единым) духом; сразу, разом, в один приём. Кидем ласкан кормыжталын, ик шӱ лыш дене мылам шке шӱ м-чонжым почо. Й. Ялмарий. Ласково сжав мою руку, одним духом открыл мне свою душу. 2) душа в душу (жить и т. д.); дружно, в ладу, в согласии. Ик шӱ лыш дене илена ме, да икте корнынат. «Ончыко». Душа в душу мы живём, и един наш путь. (Пытартыш) шӱ лыш лектын дух (душа) вон; кто-л. испустил дух (последний вздох), умер (букв. дыхание вышло). – Мыйын шке кидешем (Манисын) пытартыш шӱ лышыжӧ лектын. Т. Батырбаев. – На моих собственных руках Манис испустил дух. Пытартыш шӱ лыш марте (кодмеш) до последнего дыхания (вздоха), вплоть до смерти, до конца жизни. Матрос-влак сдаватлалтын огытыл, пытартыш шӱ лыш марте кредалыныт. А. Бик. Матросы не сдавались, сражались до последнего дыхания. Шӱ лыш деч посна бездыханный, не дышащий более, мёртвый (букв. без дыхания). Ӱжшашлык еҥкуп тӱ рыштӧ шӱ лыш деч посна киен. К. Васин. Человек, которого должны были пригласить, лежал на краю болота бездыханный. Шӱ лыш петырналтмаш астма бронхиальная. Шӱ лыш(ым) налаш

1. переводить (перевести) дух (дыхание); делать (сделать) глубокий вдох; отдышаться, начать нормально дышать. Санюк эҥер воктене иже шӱ лышым нале. А. Юзыкайн. Санюк только возле реки перевёл дыхание. 2) переводить (перевести) дух (дыхание); делать (сделать) короткий перерыв, передышку, отдых в чём-л. Изишак шӱ лышым налына да адак ончыко чымалтына. В. Иванов. Немного переведём дух и опять помчимся вперёд. 3) Г. перехватить дыхание (о задержке, перерыве дыхания). Шахов попен ак керд: онг гӹц кузен кешӹ маклака шӱ лӹ шӹ жӹм нӓлӹн колта. Н. Ильяков. Шахов не может говорить: поднявшийся из груди ком перехватил дыхание. 4) Г. не давать вздохнуть; донимать, надоедать. Ӓ рня вуй гӹц сводкывлӓ м, отчётвлӓ м колтенӓ. Тӹ те райисполком шӱ лӹ шӹм нӓлеш. Н. Ильяков. Еженедельно отправляем сводки, отчёты. Иначе райисполком не даст вздохнуть. Шӱ лыш(ым) петыра перехватывает дыхание; становится трудно дышать. Нерышке йыгыжге когар ӱпш пура, шӱ лышым петыра. Н. Лекайн. В нос попадает противный горелый запах, дышать трудно. Шӱ лыш(ым) погалташ переводить (перевести) дух (дыхание); отдышаться. Метрий куржмыжым чарна, шӱ лышым погалта, адак умбаке чымалтеш. «Ончыко». Метрий перестаёт бежать, переводит дыхание, опять мчится дальше. Шӱ лыш(ым) пурташ оживлять, оживить; восстанавливать (восстановить) дыхание. Эртен кайыше пӧ ръеҥ-влак тудым содор гына луктыныт да, кӧ ргыж гыч вӱ дым почкен, шӱ лышым пуртеныт. В. Соловьёв. Проходящие мужчины быстро вытащили его и, выкачав из него воду, восстановили дыхание. Шӱ лыш(ым) тоен затаив (задержав) дыхание (напряжённо вслушиваясь). Мый, шӱ лышым тоен, лӱ йымым вучем. М.-Азмекей. Я затаив дыхание, жду выстрела. Шӱ лӹш ак ситӹ Г. не хватает воздуха (букв. дыхание), трудно дышать. Шӱ лӓш цацем – шӱ лӹш ак ситӹ. В. Сузы. Пытаюсь дышать – воздуха не хватает. Шӱ лӹш кӹ дежтӓ лтеш Г. дыхание прерывается, перехватывается; дух занимается; дух захватывает; становится трудно дышать (от избытка чувств, сильных переживаний и т. д.). Пётр Иванович тама лин колта, шӱ лӹ шӹ жӓт кӹ дежтӓ лт кеӓ. «Кырык сир.». С Пётром Ивановичем что-то случилось, у него даже дыхание перехватило. Шӱ лӹш пӹ тӓ Г. перехватывает дыхание, становится трудно дышать (букв. дыхание кончается). Тӹ шкер мӹ ндӹ рнӓ т агыл, но шӱ лӹш пӹ тӓвеле, а шайылны со поктат дӓпоктат. К. Беляев. Кустарник уже недалеко, но перехватывает дыхание, а сзади всё гонятся и гонятся.

  Вне обоснованных сомнений

   1956 - США (80 мин)

     Произв. RKO (Берт Фридлоб)

     Реж. ФРИЦ ЛАНГ

     Сцен. Даглас Морроу

     Опер. Уильям Снайдер (RKOscope)

     Муз. Хершел Бёрк Гилберт

     В ролях Дэйна Эндрюз (Том Гарретт), Джоан Фонтэйн (Сьюзен Спенсер), Сидни Блэкмер (Остин Спенсер), Филип Бурнёф (Томпсон), Барбара Николз (Салли), Шепперд Страдуик (Уилсон), Артур Франц (Хейл), Эдвард Биннз (лейтенант полиции Кеннеди), Робин Реймонд (Терри), Дэн Симор (Греко).

   ± Главный редактор газеты Остин Спенсер и журналист и писатель Том Гарретт, жених дочери Спенсера Сьюзен, сожалеют, что смертная казнь в США отменена только в 6 штатах. Они хотят совершить подвиг во имя правого дела, а заодно сгубить карьеру прокурора Томпсона, который использует смертные приговоры для удовлетворения своих политических амбиций. По мнению Спенсера, лучший способ доказать бессмысленность высшей меры наказания - подвести под нее невиновного. Спенсер подговаривает Тома стать подопытным кроликом в этом эксперименте. Так как полиция не может выйти на след убийцы некой танцовщицы бурлеска, Спенсер и Том подбрасывают на пути детективов различные доказательства «виновности» Тома. План срабатывает великолепно. Полиция, прокурор Томпсон и его помощник Хейл, без памяти влюбленный в Сьюзен, глотают наживку. Том арестован, осужден и вот-вот дождется приговора. Но Спенсер погибает в автокатастрофе, не успев предоставить фотографии, подтверждающие их махинацию. Том в тюрьме и не может доказать свою невиновность. Под давлением Сьюзен Хейл находит обгоревшие остатки фотографий Спенсера уже после того, как Тома признали виновным. Но этих доказательств мало. Тома переводят в камеру смертников. Преемник Спенсера на посту главного редактора обнаруживает в архивах Спенсера адресованное Томпсону письмо, в котором подробно объясняется все, что произошло. Губернатор собирается подписать помилование Тома. Но когда Сьюзен приходит в тюрьму сообщить Тому приятную новость, тот в разговоре называет настоящее имя убитой танцовщицы, знать которое мог только ее убийца. Том вынужден признаться Сьюзен, что был некогда женат на погибшей. Она вновь появилась в его жизни, хотя Том думал, что все формальности по разводу, на которые он выделил немалые деньги, давно улажены. Она могла бы помешать Тому жениться на Сьюзен и сделать карьеру. Проект Спенсера навел Тома на мысль об убийстве. Потрясенная этим признанием Сьюзен слушается Хейла и рассказывает всю правду губернатору. Тот не подписывает помилование и отправляет Тома обратно в камеру.

   ► Последний американский фильм Фрица Ланга Вне обоснованных сомнений вызвал - особенно у тех зрителей, что следили за творчеством Фрица Ланга в хронологическом порядке, - потрясение, подобные которому в жизни киномана можно пересчитать по пальцам. После Пока город спит, While the City Sleeps Ланг нашел средство еще сильнее подчеркнуть абстрактность своего стиля, сделать главную мысль еще универсальнее и радикальнее. Как это часто случается с крупными голливудскими режиссерами, этот его фильм оказался тесно связан с предыдущим - как внешне, так и внутренне. Ланг работал на того же продюсера и на ту же фирму. Действие обоих фильмов разворачивается в схожих декорациях, и главных героев, сыгранных Дэйной Эндрюзом, можно легко считать одним человеком: таким образом, Вне обоснованных сомнений становится логическим продолжением Пока город спит, только с более скромным бюджетом, более ограниченным числом персонажей, замечательных актеров, декораций и объектов. В остальном Вне обоснованных сомнений подчинялся тайному принципу большинства фильмов Ланга, а именно - непременному противоречию между стремлением к очищению стиля, доведенным в данном случае до крайности, и необыкновенным изобилием сюжетных перипетий, всевозможных неожиданных поворотов с непредсказуемыми последствиями и развитиями.

   Вне обоснованных сомнений начинается как социальный этюд (на полемичную тему смертной казни) и с молниеносной скоростью, не давая зрителю времени опомниться, перерастает в философски-метафизическую притчу. С помощью серии запутанных и обманчивых поворотов сюжета эта притча выражает глобальную вину всего человечества и стремится со всей наглядностью и безжалостной суровостью показать, что все персонажи принадлежат к проклятой расе, которой для Ланга является вся человеческая порода. Главные герои и статисты представлены здесь в невероятно роскошном окружении нечистых потаенных мыслей, жестов, черточек, которые постепенно внушают зрителю крайнюю тревогу, беспокойство и удивление. Эти чувства отнюдь не исчезают с появлением слова «конец». И все же самый удивительный парадокс фильма в другом: эти персонажи - в особенности, главный герой (Дэйна Эндрюз) - вызывают у своего создателя (Ланга) и глубочайшее презрение, и трагическое сочувствие. В этой связи необходимо напомнить, что Вне обоснованных сомнений относится к тем фильмам, где крайне важен последний сюжетный поворот; этот фильм необходимо смотреть как минимум дважды, причем 2-й просмотр становится, так сказать, неотъемлемой частью 1-го. Именно при 2-м просмотре Дэйна Эндрюз - напр., когда мы видим его в тюремной камере, подавленного известием о смерти главного редактора газеты, - предстает тем совершенным и обезличенным трагическим героем, образ которого всегда пытался создать на экране Ланг. При 1-м просмотре он - только несправедливо обвиненный; при 2-м на нем висит груз неотвратимой вины, что гораздо тяжелее. В мире, где, как выясняется, невинных людей нет, виновный человек не в силах избежать своего удела и неожиданно предстает жертвой своеобразного трагического и универсального проклятия. По этой причине зритель, осудив его, не может вынести приговора, не признав в этом человеке, хочется того зрителю или нет, брата по крови. Смертная казнь становится метафизическим наказанием, и справедливым, и несправедливым; она в итоге поджидает каждого человека. Финальные повороты сюжета (Гарретт думает, что посмертное письмо Спенсера спасло его от смерти, но теряет шансы по собственной неосторожности и благодаря признаниям и «предательству» невесты) делают приговор еще более мучительным.

   Все действие фильма разворачивается в намеренно нейтральных декорациях (эта нейтральность по-своему гениальна), которые не только с суровой точностью выражают атмосферу места, но и с небывалой выразительностью подчеркивают любой жест героев. Обратите, напр., внимание на стилизацию скупости и вульгарности Барбары Николз, на сдержанную жестокость Дэна Симора или на полуфригидное поведение Джоан Фонтэйн. Ланг дошел до такой степени мастерства, на котором посыл сюжета передается не только портретами персонажей и общим развитием действия, но и огромным количеством отдельных планов. Напр., когда Джоан Фонтэйн изучает обожженные фотографии на фоне серого фасада, испещренного темными отверстиями окон, декорация похожа на обрывки в ее руке. Мы погружаемся в мир, напоминающий Метрополис, Metropolis, более приближенный к обычной, банальной жизни, но при этом совершенно удушливый. Этот мир уже лишен даже той зрелищной и скандальной чудовищности, что могла бы предостеречь нас о его ужасах, настолько совершенно сочетаются в нем друг с другом декорации и действие. Это разрушенный мир, и мы даже забыли, что он разрушен.

   N.В. О формате см. статью о Пока город спит. Широкоэкранные копии обоих фильмов стали большой редкостью. Напомним, что именно из-за конфликтов с Бертом Фридлобом (в частности, вокруг сцен, которые продюсер счел слишком жесткими) Ланг решил отказаться от дальнейшей работы в Голливуде. Сценарий (за исключением финального поворота) во многом напоминает сценарий Человека, который осмелился, The Man Who Dared, 1946, Джон Стёрджес - фильма, в целом весьма посредственного. В титрах соавторами сценария указаны Эдвард Бок и Малколм Бойлан, работавшие на основе рассказа Максуэлла Шейна и Алекса Готтлиба. Сюжеты двух (совершенно бесцветных) фильмов, снятых Морисом де Канонжем по роману Мориса Левеля «Пугало» (L'epouvantail) - В полночь, седьмого, A minuit, le 7, 1936 и Срочно в номер, Derniere heure, edition speciale, 1949 - также вызывают некоторые аналогии с фильмом Ланга.

   БИБЛИОГРАФИЯ: как и в случае с большинством фильмов, снятых Лангом в 50-е гг., пресса проявила к этой картине почти полное непонимание и безразличие. Заметным исключением стала замечательная критическая статья Жака Риветта в «Les Carriers du cinema», № 76 (1957).

  Ночной беглец

   1941 - США (74 мин)

     Произв. PAR (Сол Сигел)

     Реж. РОБЕРТ СИОДМАК

     Сцен. Джей Дрэтлер, Фредерик Хью Херберт

     Опер. Джон Ф. Сайц

     В ролях Ричард Карлсон (доктор Джефф Бёртон), Нэнси Келли (Пэт Линдзи), Алберт Бассерман (доктор Сторм), Майлз Мэндер (профессор Лэнгнер), Уолтер Кингсфорд (Хайдт), Мартин Козлек (Джордж Тейлор), Нестор Пайва (Грубе).

   Ночью в грозу недалеко от городка Гленвиль, задушив охранника, из приюта для умалишенных сбегает некий Джордж Тейлор. Он останавливает машину Джеффа Бёртона, врача-интерна из соседней больницы, садится в нее и объясняет доктору, что он - не сумасшедший. Его держали в приюте силой; теперь же, по его уверениям, за ним гонятся по пятам целая группа шпионов, желающих завладеть изобретением профессора Лэнгнера, ассистентом которого он был. Тейлор погибает от удара ножом в гостиничном номере Бёртона, так и не назвав имя нападавшего. Полиция обвиняет Бёртона в убийстве; тот же, видя, что не сможет их образумить, предпочитает удариться в бега.

   Из предосторожности он силой уводит с собой юную карикатуристку Пэт Линдзи, чьи рисунки могли выдать его. На дороге они перепрыгивают на полном ходу из машины в грузовик, перевозящий автомобили. Таким образом они минуют полицейские заслоны и угоняют машину, в которой прятались. Они находят дом профессора Лэнгнера, теперь наводненный шпионами. Бёртон узнает, что Лэнгнера держат взаперти в том же приюте, откуда сбежал Тейлор. Убегая от преследователей, Джефф Бёртон и Пэт ловят машину с 2 незнакомцами, которые оказываются полицейскими. Джефф заявляет, что похитил Пэт у отца. Эта ложь ставит его перед необходимостью жениться на девушке под доброжелательными, но пристальными взглядами полицейских. Новобрачные поневоле избавляются от обременительной заботы своих покровителей, удрав от них на угнанной машине.

   Джефф решает проникнуть в приют, выдав себя за сумасшедшего. Так он находит профессора Лэнгнера, но становится, как и он, пленником директора, пособника шпионов. В это время Пэт, пытавшаяся предупредить полицию, арестована за угон автомобиля. Полицейские приезжают, чтобы арестовать Бёртона, и увозят его в своей машине. Преследуемая шпионами, полицейская машина улетает в кювет. Бёртон и Пэт выбираются из нее и вскоре достают из камеры хранения (талон от которой дал Бёртону Тэйлор) драгоценное изобретение: миниатюрный парашют, похожий на игрушку. Они садятся в на первый взгляд безобидное такси, но оказываются пленниками в загадочном средстве передвижения. Тревожная деталь: у дверей нет ручек изнутри. Они попали в машину, служащую для перевозок буйно помешанных.

   Бёртона и Пэт отвозят в приют. Под угрозой профессор должен объяснить действие своего изобретения директору который управляет миниатюрной моделью по указаниям ученого. Размещенный в парашюте заряд, реагируя на воздействие солнечных лучей, порождает ослепительную вспышку. Директор и в самом деле слепнет - как некогда ослеп сам Лэнгнер, работая над изобретением. Ослепший и обезумевший от ярости директор стреляет из револьвера наугад и убивает своего сообщника, едва успевшего войти. Прибывшая на место полиция хватает остальных членов банды. Главные герои живы и здоровы. Им даже не нужно жениться, чтобы доказать друг другу свою любовь, потому что они женаты и так.

   ► Между отъездом из Франции (1939) и началом сотрудничества со студией «Universal» (где он сделает 10 фильмов за 7 лет) Сиодмак снимает 5 коротких лент с очень небольшими бюджетами для разных компаний. 3 выпущены компанией «Paramount» с участием Ричарда Карлсона, каждый раз - в роли врача или ученого. Лучшая из этих картин - Ночной беглец. Маленькая шпионская история выдержана в неистовом ритме, не ослабевающем от начала и до конца, и богата неожиданными поворотами, изобретательными находками и необычными образами, которые трудно забыть. Упомянем машину с дверцами без ручек или удивительную сцену, когда внезапно ослепший старик пытается убить другого, запертого с ним в одной комнате, стреляя во все стороны из револьвера.

   Фильм в целом оригинален в 2 отношениях. Прежде всего, своим сновидческим измерением, всегда присутствующим у Сиодмака. которому не обязательно прибегать к каким-либо трюкам, эффектам или особым приемам, чтобы выделить его. Мир Сиодмака - благодаря волшебству операторской работы, точной, неукротимой и словно заколдованной актерской игре, вкраплению одних сцен в рамки других - сам по себе становится тревожным и как будто увиденным во сне. Эта составляющая подчеркнута гораздо сильнее и выглядит гораздо естественнее, чем, например, у Хичкока или Ланга, на чьи картины часто похожи фильмы Сиодмака. Зигзагообразный путь главных героев не дает им времени перевести дыхание и подчиняется абсурдной логике кошмара. Этот кошмар режиссер решил слегка украсить розами. Поскольку - и тут кроется еще одна оригинальная сторона фильма - Сиодмак умеет внутри кошмара виртуозно применять контрастные интонации. Когда замысел слишком круто сворачивает во мрак (в тональность, близкую, скажем, Вэлу Льютону), Сиодмак проворно выруливает к свету, и фильм, который мог обернуться жуткой сказкой, делается по законам американской комедии. От такого непостоянства фильм только становится увлекательнее. Эта незначительная картина, выполненная на заказ при мизерном бюджете, доказывает величину таланта Сиодмака в той же степени, что и его знаменитые нуары (на сей раз - совершенно черные фильмы).

  Ландрю

   1963 - Франция (119 мин)

     Произв. Rome-Paris Films

     Реж. КЛОД ШАБРОЛЬ

     Сцен. Франсуаза Саган

     Опер. Жан Рабье

     Муз. Пьер Жансен

     В ролях Шарль Деннер (Ландрю), Даниэль Даррьё (Берта Эон), Мишель Морган (Селестина Бюиссон), Хильдегард Нефф (мадам Икс), Жюльетт Мэньель (Анна Коломб), Стефан Одран (Фернанда Сегре), Катрин Рувель (Андре Бабле), Мари Марке (мадам Гиллен), Реймон Кено (Клемансо), Жан-Пьер Мельвилль (Жорж Мандель), Франсуаза Люгань (мадам Ландрю), Клод Мансар (адвокат Моро-Джаффери).

   Первая мировая война. Отец 11 детей Анри-Дезире Ландрю пытается прокормить семью, находя одиноких женщин по брачным объявлениям в газете и сжигая бедняжек в своем загородном доме в Гамбэ в нескольких км от Парижа. Мужчины в военные годы стали на вес золота, к тому же Ландрю источает изысканную и мужественную теплоту, поэтому у него нет недостатка в претендентках. Берта Эон, ради любви к которой Ландрю якобы отказывается эмигрировать в Бразилию, становится 1-й гостьей дома в Гамбэ. Убив Берту, Ландрю пользуется доверенностью, выписанной на его имя, чтобы завладеть ее сбережениями. 2-й жертвой становится Анна Коломб - девственница, которой Ландрю открыл радости любви: а вслед за ней - Селестина Бюиссон, еще вполне аппетитная вдовушка. Свою жену, которая все сильнее его презирает (хотя и ничего не знает о его истинных занятиях), Ландрю заставляет назваться именем мадам Бюиссон, чтобы забрать из банка ценные бумаги.

   Андре Бабле - восхитительная девушка, с которой Ландрю знакомится у гадалки, - становится 4-й жертвой. За ней следуют еще 4 - если можно так выразиться, гуськом. Ландрю заводит себе постоянную любовницу - очаровательно простодушную Фернанду Сегре, которой он дает уроки пения. 63-летней мадам Гиллен суждено стать самой пожилой посетительницей дома в Гамбэ. Осыпанная драгоценностями, она танцует с Ландрю, облаченным в мундир флотского офицера с целой россыпью медалей. За танцующей парой мы видим 3 ведра с углем, стоящие у дверей кухни. Вскоре ведра опустеют.

   Еще несколько женщин испаряются в воздухе; вот-вот настанет черед мадам Икс, немецкой вдовы французского офицера, но тут наступает перемирие. Сестра Селестины Бюиссон случайно встречает Ландрю. Она обращается в полицию. Ландрю арестован в доме Фернанды. Его судят в Версале. Мандель, глава правительства Клемансо, решает как можно подробнее освещать процесс в прессе, чтобы отвлечь внимание общества от содержания мирного договора с Германией. Ландрю украшает судебные заседания короткими и ироничными замечаниями и так и не признается в преступлениях - даже адвокату, который защищает его как родного брата. «Умираю с невинной и спокойной душой», - говорит он, восходя на гильотину.

   ► Шабролю слишком часто казалось: для того чтобы снимать кино, достаточно льстить вкусам французской публики, любящей детективные интриги, подражать великим мастерам (Лангу и Хичкоку) и использовать слегка саркастичный тон. Зачарованный ланговскими абстрактными схемами, он создавал все более пустые, бессодержательные фильмы - вплоть до Призраков шляпника, Les fantomes du chapelier, 1982, призрака фильма, головокружительного в своем ничтожестве. Ландрю, 2-й кассовый успех режиссера после Кузенов, Les cousins, 1959, так же рисует красивые узоры в пустоте, однако эти узоры великолепны и отличаются подлинным единством стиля. Пуст в этой истории персонаж Ландрю: никто не может похвастаться, будто осознал или понял его до конца. Шаброль изображает его как маленького мещанина времен Первой мировой войны, любезного и всегда исполненного достоинства, в котором зрелище кровопролитной бойни, охватившей весь мир, глубочайшим образом исказило нравственное сознание и вызвало странный комплекс собственного превосходства.

   Шарль Деннер, актер «Национального народного театра», дебютант в кино, полностью вживается в роль, наделяя центрального персонажа необыкновенным гнусавым и певучим голосом; его окружает целая труппа великолепных артисток. Скупая ирония диалогов, в которых лучшие реплики принадлежат самому Ландрю, обманчиво наивное использование цвета, восхитительные, наполненные юмором декорации Жака Сонье - все это помогает Шабролю с блеском и далее с легкостью отладить эстетику насмешки, которая зачастую смотрится в его творчестве столь громоздко и сентенциозно. В своем невозмутимом безумии, расчетливом и скрупулезном зверстве Ландрю, карикатурный мещанин, возможно, раскрывает подлинную природу на первый взгляд стабильного и высокоморального общества, которое «во что-то верило» и пришло прямиком к массовой резне. Во всяком случае, рассказ о нем является лучшей главой в цикле о «безумствах буржуазии», которые Шаброль пытался описать в большинстве своих фильмов.

   БИБЛИОГРАФИЯ: Francoise Sagan et Claude Chabrol, Landru, Juillard, 1963 - сценарий и диалоги фильма.

общ. он становится всё сильнее и сильнее

2) стать сильнее;

3) здороветь, поздороветь; набраться сил; окрепнуть, поправиться;

4) окрепнуть, укрепиться;

5) крепнуть, усиливаться;

→ Глава 2. Главное американское слово, или 450 лет от fucker'а до motherfucker'а

Эта глава - об основных американских ругательствах.

Иностранный мат вовсе не воспринимается как похабщина. Во всяком случае не так коробит, как родной (см. "Наш самый матерный мат"). Отечественные слова кажутся горячими, а чужеземные - холодными (ну, не шокируют, и все!). Это и приводит к выводам типа "Мата у них нет" (см.: Глава 7. Национальные особенности).

Есть, и не слабый!

Однако, как мы видели в предыдущей главе (если цензура ее пропустит), и в родном языке провести грань между матом и просто страшной грубостью очень трудно. Такая грань размыта, подвижна во времени, индивидуальна для каждого. Не будем искать ее в американском английском, тем более что это еще труднее. Причина в том, что англоязычная культура (а с ней - язык, а с ним - ругательства) шире и старше нашей. Шекспир творил на двести лет раньше Пушкина. Массовая грамотность там наступила прежде нашей лет на сто. В художественные произведения реальная речь с ее грубыми словами вошла у них в шестидесятые годы прошедшего века, а у нас лишь в девяностые. Соответственно и таинственный ореол непечатных ругательств в Америке стал тускнеть раньше. Все редкое, острое и шокирующее, но употребляемое постоянно приедается и рано или поздно становится нормой. Так и с грубыми словами. Англоязычные - постарше, пообтертее и как-то менее сакральны. Наш мат сохранил пока большую силу первобытно-завораживающего воздействия. Хотя, может, нам просто так кажется.

В конце главы будет дана градация классов англоязычных оскорблений и проклятий по степени непотребности. Определяется она святостью того, на что ругатель посягает, и сейчас выглядит несколько архаичной, тем более что мы на подобные связанные с религией вещи давно внимания не обращаем.

Начнем же с самых популярных и ходовых в быту, возмутительно плохих американских слов. Перевод их дан в словаре. Здесь дополнительно прокомментируем историю развития слов и степень их грубости.

Почему "На четыре буквы?" Помните родное "послать на три буквы"? А в английском так сложилось, что любимые народные слова состоят из четырех букв. Их таким общим названием - четырехбуквенные - и обозначают. Итак, начнем с самых грубых и пойдем по убыванию.

1. Fuck - это слово (и его производные), без сомнения, самое грубое из распространенных и самое распространенное из грубых в Америке. Оно настолько сильнее и популярнее остальных, что заслужило помещения в отдельную главу (см. ниже: Глава 2. Главное американское слово, или 450 лет от fucker'а до motherfucker'а). В предыдущей главе (Глава 8. Наш самый матерный мат) русскому варианту этого слова присвоен №3.

2. Cunt - второе по степени грубости слово из четырех букв. Оно встречается еще у Джеффри Чосера (Geoffrey Chaucer), которого считают наиболее крупным средневековым поэтом Англии, в 1387 году, правда, в античной форме "queynte".

Это древнее и вульгарное обозначение влагалища. Как и русская ее сестрица (№2 в главе: Глава 8. Наш самый матерный мат), английская cunt - слово очень грубое, оно было реально непечатным с XV века до середины XX. Да и сейчас cunt употребляется не столь часто (гораздо реже, чем fuck или отечественный синоним у нас), поэтому силу грубости не теряет.

Понятно, что, как и в России, в Америке все такие слова используются больше не в прямом, а в переносном смысле и в столь же многообразных значениях.

3. Cock - мужской орган, кроме того - петух (по аналогии и названо), а также кран или курок. Это старое слово не такое грубое, как первые два. Может быть, немного жестче будет - prick (тут тоже есть другие значения, например, острие, игла). В целом и cock и prick воспринимаются мягче, чем наше слово №1 (см.: Глава 8. Наш самый матерный мат). Но развитие языка породило в конце XIX века настоящее грубое ругательство - cocksucker (то есть сосатель этого самого места). А уже в XX веке, в шестидесятые, один пытливый матюголог зафиксировал его употребление в мужском разговоре 161 раз в течение часа.

4. Arse - жило себе поживало это слово в качестве нормального обозначения задницы, но постепенно, с XVII века, стало казаться все более грубым. Оно все равно сравнительно невинное, а сейчас за океаном трансформировалось в ass, что, кроме того, означает "осел". Наиболее близкий отечественный аналог ругательства ass - жопа. Есть и совсем грубое производное - asshole (см. словарь).

5. Shit. У этого слова та же сложная судьба, что и у "arse". Когда-то оно было вполне приличным, народ ведь испокон веков какал. Сегодня "Shit!" - самое популярное восклицание с негативным оттенком. Наиболее точный перевод - "Говно!". Смысл такого восклицания в устах американца соответствует нашему "Черт возьми!".

6. Piss. Та же история. Моча и соответствующий акт, обозначаемые этим словом, сегодня по степени грубости близки нашему - ссать. Слово перешло в вульгаризмы во второй половине XVIII века. А вот интересное и не страшно грубое выражение "to be pissed-off" (в значении - быть расстроенным, рассерженным) появилось лишь в XIX веке.

7. Fart. Слово стало ругательством в XVII веке. До этого его можно было приравнять по грубости к нашему "пукать", а сейчас оно означает не меньше чем - "пердеть".

8. S.O.B. = son of a bitch = сукин сын. Популярное "son of a gun" - это эвфемизм S.O.B. Восьмое слово, уже не на 4 буквы. Даем в качестве дополнения.

Слово использовалось настолько часто, что известен анекдот с ним времен Второй мировой войны.

S.O.B. есть еще у Байрона! Да, в Дон-Жуане! Они и тогда были! Ура! Процитируем классика, ругающего тогдашнюю бюрократию:

To freedom, he applied (a grief and a bore),

If he found not in this spawn of taxborn riches,

Like lap-dogs, the least civil sons of bitches".

Теперь - классификация проклятий, составленная профессиональным филологом Эшли Монтегю (Ashley Montagu), несколько упрощенная нами. Все приведенные ниже слова используют в качестве брани, хотя церковь делать этого решительно не рекомендует. Классы даны в порядке убывания степени грубости.

• Прямые имена Бога или дьявола: God (Бог), Lord (Господь), Christ (Христос), Jesus (Иисус), Jesus Christ (Иисус Христос), Jesus Holy Christ (Святой Иисус Христос), Merciful Father (Отец Всемилостивый), Goodness gracious (Силы небесные), Gabriel (Гавриил), Devil (Дьявол).

• Косвенно связанное с Богом:

◦ принадлежащее Богу: God's wound (blood) - Божьи раны (кровь);

◦ святые, пророки, апостолы: Holy Mary, Holy Moses, Holy Peter, Patrick, Job (святые Мария, Моисей, Петр, Патрик, Иов), ну и Pope (Папа Римский) заодно. Это используется иногда.

◦ святые места: Jerusalem, Jericho, the Holy Grave (Иерусалим, Иерихон, святые гробницы) - а вот это уже редкость.

◦ относящееся к загробной жизни: heavens (небеса), hell (ад), bless (благословение), damn (проклятие) и многочисленные искаженные формы: darn, dang, blast.

• связанное с предками, великими людьми, природой:

by my dead father (моим умершим отцом), by the ashes of George Washington (прахом Джорджа Вашингтона), thunder and lightning (гром и молния) ит.п. Но это уж совсем история.

• Связанное с физиологией, сексом: shit, fuck, cunt, asshole, piss, tit, tail, whore, pimp ит.п. - все очень распространено, перевод см. в словаре.

• Просто ругательства: Bloody (проклятый, чертов и многочисленные производные: blankety, blinking, bleeding ит.п.), Hang it (черт, блин! - да, можно перевести и так). Это интересный с теоретической точки зрения класс ругательств, в русском языке прямых аналогий нет. Слова табуированы по непонятным или забытым причинам. Они не связаны ни с Богом, ни с сексом, ни с грязью. Bloody - это не "кровавый", как иногда переводят, а именно "проклятый", "гадкий". Впрочем, последнее слово мы даем больше для сведения - оно типично английское, в Америке используется не часто.

Система ругательств имеет региональный характер, так грубые выражения в Америке и в Англии отличаются гораздо сильнее, чем язык в целом.